Империалистическая война

Империалистическая война

Началась война 14 июля 1914 года, куда мобилизовали миллионы людей. Нас мобилизовали на военную службу в конце 1914 года на 5 лет. После трехмесячного обучения направили на войну из Петрограда, на юго-западное направление в 74 дивизию, Грязоведского полка. Сначала я был в 5 роте, затем меня направили в команду разведки. Там я пробыл целый год. В мае 1916 я вернулся в свой полк, попал в 6 poтy (команду разведки нашу разбили - остались десяток человек). Служил уже в 6 роте Грязоведского полка 74 дивизии. За три года пребывания на фронте изведал все ужасы тогдашней фронтовой жизни.

В нашей 6 роте был прапорщик, он вел революционную работу. Он же ознакомил всех с событиями, сначала индивидуально, а потом организовал кружок. Он объяснял нам важные события того времени. После Февральской революции эту работу он повел еще шире. От него-то мы и узнали, что такое капиталисты, и что такое рабочий класс, кому и зачем нужна война. Он же потом организовал митинг, на котором знакомил нас с революционным движением, с именами вождей.

Митинговали тогда чуть ли не каждый день. Интересно то, что когда приезжал представитель Советской власти, партии большевиков, все до одного приходили на митинг, очень внимательно слушали и просили приезжать почаще. Когда же приезжали агитаторы за войну до победного конца, на митинге оставалось до конца человек десяток. А было и так: докладчик остался в единственном числе. Однажды перед докладчиком вопрос был поставлен так - с такими докладами к нам больше не приходите, мы строим Советскую власть, стремимся к миру, а вы нас все к войне призываете. Солдаты в один голос закричали: «Уходите отсюда, пока не поздно». Мы тогда через нашего товарища прапорщика ознакомились со многими событиями, во-первых, Февральская революция, во-вторых, июльские события, брожения на фронтах, приезд Керенского на фронт, октябрьская революция. Ознакомил - кто является главным вождем революции.

Пару слов о приезде Керенского на фронт в 74 дивизию. Митинг был организован в Галиции близ местечка Козова; куда было протянуто всю тыловую части всех частей. По фронту Галиции десятки тысяч человек было, куда прибыло временное правительство Керенского и Главнокомандующий Юго-западного фронта, десятки генералов, полковников всех мастей и частей. Когда поднялись на трибуну, в это время прибывали части с лозунгами, революционными песнями «Долой войну, да здравствует мир, да здравствует Советская власть». Керенский начал кричать: «Это позор!» Керенский говорил за войну, говорил, что нужно наступать, нужно вести войну до победного конца. Говорил очень складно. Генералы, офицерство хлопали руками, а солдатская масса угрюмо смотрела и молчала. Наконец поднялся Главнокомандующий Юго-западным фронтом Брусилов, приветствует все части фронта. Он начал так: «Дорогие товарищи...».

Керенский выступал от Временного Правительства. Он поставил вопрос - спасти Россию путем наступления. Но мы считали, что если мы пойдем в наступление, мы не спасем Россию. А вот если мы сделаем перемирие, то мы Россию спасем. ... Все же в конце июля сделали наступление. 8 суток в одном месте был жаркий бой. Полк потерял из 4000 штыков - из Грязоведского полка - 3 с лишним тысячи человек. Это была настоящая ловушка, убийство людей. Вот после этого наступления вся вера и потерялась во Временное Правительство. Разбитые полки бросили на отдых, хотели пополнить полк.

Наш полк остановился в усадьбе одного помещика. Второй или третий день стояния, собрался митинг: пришли представители десятков полков, а также дивизионный представитель. На митинге собралось более тысячи человек. Выступало более 10 человек. Все выступающие серьезно критиковали Временное Правительство. Один оратор говорил:«... Товарищи, мы завоевали Советскую власть и положили её в сундук, закрыли на большой замок и думали, теперь никто её не возьмет. Через некоторое время начали проверку, оказалось, когда открыли сундук - пустой. В углу сверлили дырку и всю власть растаскали из дырочки...» Второй оратор дивизионный говорил:«... Дорогие товарищи, вы понимаете что-нибудь? Почему каждой ночью - зарево? Зарева имеются потому что горят наши товарищи. Соберут из разных полков человек 50 или сто, ведут в какой либо сарай, закроют; зальют жидкостью и карательные отряды караулят пулеметами и винтовками - вот почему зарево получается. Дорогие товарищи, мы сегодня здесь выступаем, а завтра возможно нет. Я призываю к бдительности, карательная команда находится кругом нас...»

В это время батальонный командир взял из кобуры револьвер и сказал что застрелит оратора. В это время ударили руку батальонного командира, двух человек ранило, а батальонного подняли на штыки. А командир полка убежал, утром его нашли мертвым. Карательный отряд тоже убежал. Это было в ноябре месяце 1917 года.

После этого митинга наш полк отправили в окопы и сидели там до первых чисел. В декабре месяце 1917 года никаких наступлений и отступлений не было. На фронте было два лозунга:

1. Категорщики могут попадать домой в отпуск.

- 1 категория - 3 года на фронте и 3 ранения;

- 2 категория - 3 года на фронте и 2 ранения;

- 3 категория - 3 года на фронте и 1 ранение;

- 4 категория - 3 года на фронте.

2. Второй лозунг был такой - повернуть штыки против империалистической войны или же открыть войну на войну. Поэтому наши руководители, как наш прапорщик, он же стал ротным командиром и начальник интендантства, они начали регистрировать категорщиков.

После окончания регистрации нас всех вызвали в одно место, площадку около костела, по нашему - церковь, и выяснилось, что зарегистрировали 250 человек всех категорщиков. Спросили: «Все ли желаете уйти или имеете какие сомнения?» Все сказали, как один: «Все пойдем». Наши руководители крепко нас предупредили, что нужно одно помнить - мы уходим с фронта, притом самовольно. Разрешения нам не обещали, поэтому спросил окончательно: «Если слабы, лучше оставаться на месте». Снова раздался голос: «Нету таких трусов, погибнем - так все погибнем». После этого разговора руководители снова предупредили нас, что через 5 дней будет сигнал и снова нужно явиться в это место и захватить все свои вещи: винтовку, патроны и гранаты.

Через 5 дней мы все были готовы. Руководители снова нас предупредили о бдительности и подали команду: «Шагом марш!». Пошли. Пришли в штаб батальона - 5 километров. Батальонный командир стучит ногами на балконе. Револьвер в руках, а стрелять не смеет. Угрожает, никуда, мол, вы не пойдете, все одно погибните на пути. Тогда наша команда пошла вперед, до штаба полка - расстояние 15 километров. Пришли в штаб полка Командир полка нас встречает со своим штабом, с оружием в руках на балконе, кричит. Наши руководители тоже подали голос: «Уходите все с балкона, а то стрелять будем». А мы на всё были готовы. Они скрылись в здании и не смели открыть стрельбу и наша команда продолжила путь в интендантство. Расстояние 15 километров, мы пришли под вечер, там был приготовлен ужин. Одновременно пополнили до 300 патронов, по 3 гранаты, заменили белье.

Из интендантства вышли утром, до станции тоже 15 километров. Этот отрезок самый опасный. Сначала направили дозор 1 человек, через 10 метров 2 человека, потом 3 человека, потом 4 человека, потом 5 человек, а потом цепь - через 2 метра человек. Так пришли благополучно на станцию железной дороги. Когда пришли на станцию, поезд готовился к выезду, мы лишь успели садиться по вагонам и полкам. Через несколько часов приехали на станцию в какой-то город. Начальник станции велел выйти из вагонов и не хотел дать нам вагонов. Тут же завязался между нашими руководителями и начальником станции спор, а потом между комиссаром и начальником станции. Все же победил комиссар. На станции дали нам 3 вагона до Киева - теплушки и уголь дали. Когда мы приехали в Киев, нас всех забрали в штаб старой армии, где начали регистрировать, а наши руководители пошли искать штаб коммунистической партии. Не прошло и часа, как нас всех вызывают на улицу и подали команду: «Становись плечо, шагом марш» и мы пришли в штаб коммунистической партии. Нас приняли как своих братьев. Сначала кормили, потом в баню сходили, бельем, портянками обеспечили всех документами и на второй день отправили с музыкой на станцию. Обеспечили три теплушки и отправили в путь. После этого приехали на станцию ... оказалась пробка. Все пути были на станции загружены поездами. Народу было много, ждали. Едут Корниловцы, 200 человек и одновременно разбивают дорогу, а за ними следуют моряки ремонтной мастерской. Одни разбивают; а другие ремонтируют. Когда приехали Корниловцы, открыли на станции пулеметную и оружейную стрельбу В это время какой-то генерал расстрелял моряка на станции. Получился страшный переполох - стреляли, да и рукопашные драки начались. Такой драки я никогда не видел. Это не драка была - война в тылу. Корниловцы пустили пулеметный огонь по вагонам. В поездах люди ревут; кричат; кого ранило, кого убило. А на станции кучи людей валялись и никто помощи не мог им дать.

Благодаря тому, что прибыл ремонтный поезд с моряками, немного стих гул. И мы были счастливы - наш поезд пропустили первым. Приехали тогда в Петергоф. В Петергофе нас встретили как своих братьев. Там мы были три дня. Сначала ходили в баню в первый день. Было совещание, регистрировали нас на второй день. Было общее такое торжественное собрание. Об этом собрании получилось неизгладимое впечатление, когда выступали лучшие ораторы за революцию, указывали какие были в стране трудности и это только начало. Нужно помнить, говорили, - на местах еще ничего не тронуто. Кулачество еще ждет своего часа. Нас всех предупредили, что нам, товарищам, придётся поработать еще. Кулачество без боя не сдастся. Эти задачи придется решать нам всем на месте, едущим домой.

Мы все приезжие с фронта выступали и дали торжественную клятву: будем вести борьбу до тех пор пока не захватим Советскую власть. Поэтому это торжественное собрание осталось у меня в памяти на всю жизнь пока я буду жив.

По прибытии в Олонец мы, 15 человек, явились в уездное военное управление. Начальник признал наши документы недействительными и дал распоряжение отправить нас обратно, откуда приехали. Мы тогда забеспокоились, но в это время в военное управление пришел незнакомый человек, очень внимательно расспросил каждого из нас, откуда приехали, куда направляемся. И обрадовал нас, сообщил, что фронт ликвидирован, что все могут ехать домой и предложил нам проводить делегатов на уездный съезд, сказав, что главное - постараться проводить фронтовиков. Кто-то из фронтовиков обратил внимание на висящие на стене 4 больших портрета царских генералов и адмиралов, Николая II. Поднялся шум. Солдаты кричат: «Что же это такое получается, товарищи, мы строим Советскую власть, а здесь эти еще... Не чувствуется здесь революции, вот почему хотели прогнать нас обратно на фронт». Портреты со стены были сорваны и растоптаны. Тогда работники управления в страхе разбежались. После этого незнакомый человек рассказал, что он находится уполномоченным Ленинградского обкома партии, и приехал в Олонец проводить уездный съезд. Мы все дали слово, чтобы он не беспокоился, будет этот вопрос сделанным. После этого прибыли домой. Я тогда созвал фронтовиков и бедноту и поставил вопрос, кого направить на уездный съезд. На совещании фронтовиков составили список и наметили - проводить делегатами Журавлева, Захарова М., Блохина О. На второй день проводили общее собрание граждан.

Собрание наше было совместное с фронтовиками и беднотой. Повестка дня: выбор делегатов уездного съезда Советов. Информировал я. На общем собрании граждан избрали делегатами на уездный съезд следующих товарищей.

1. Журавлев Петр Иванович;

2. Захаров Михаил Петрович;

3. Блохин Дмитрий Тимофеевич.

Кандидаты:

1. Сечкин Дмитрий Васильевич;

2. Гагарин Михаил Егорович.

Уездный съезд состоялся в январе 1918 года. Присутствовали 230 человек. Повестка дня: 1) Образование и задачи Советской власти; 2) Выборы состава пленума уездного органа исполнительного комитета. Уездный съезд продолжал работу 2 дня. Выступал с докладом уполномоченный Ленинградского обкома партии об образовании Советской власти. После доклада развернулись горячие прения. Выступал от левых эсеров Шишкин, он выступал за Учредительное Собрание. Чуркин поддержал Шишкина. В прениях выступило 13 человек, некоторые выступали дважды.

Когда поставили на голосование - за Советскую власть голосовало 115 человек, против 200 человек, итого получается 315 человек. Тогда как делегатов было 230 человек. Оказалось, что в голосовании участвовали и не делегаты. Делегаты - кулаки, подкулачники вторично голосовали по мандатам - за Советскую власть было подано 117 голосов, за учредительное собрание 113 человек. В 20-х числах января 1918 года состоялся волостной съезд Советов. Я тоже участвовал на волостном съезде, проводить который приехал член пленума - Петров Иван Васильевич. Съезд проводили в Коткозеро, со всех деревень волости собрались сюда кулаки и подкулачники. Тоже избрали президиум по вопросу об образовании Советской власти. Выступил Петров, затем в прениях я взял слово и говорил: «Товарищи, граждане, рабочий класс и сознательные крестьянские массы поднялись на борьбу за освобождение против капиталистов и буржуев. В замен старого правительства, выкинутого за борт, в Петрограде образовано новое Советское правительство. Мы должны установить Советскую власть в нашей Коткозерсюй волости, признать власть Советов Народных комиссаров».

Не успел я закончить выступление, как поднялся страшный шум. Кулак - Журавлев Александр Васильевич, подкулачник Зайцев В. М., торговец Петров принялись кричать: «Бросьте этого парня пастуха в окно, не в правительстве ли захотел он быть, босяк! И ты думаешь на нас шлифовку наводить? Забыл как в пастухах у нас ходил...» Журавлев А. В. не выдержат при этом, схватил меня за грудь. Подбежали другие кулаки, но тут выступил Коткозерский актив: Киселев, Анисимов В., Зайцев, Максимов и другие. Вырвали меня из рук Журавлева и начали они выступать. Тогда постепенно стих гул кулаков.

После окончания работы уездного съезда, а также волостных съездов Коткозерский Волисполком избрал чрезвычайную волостную комиссию по сбору денежных средств от кулаков и торговцев. В комиссию попали следующие товарищи:

1. Савельев Петр Иванович;

2. Зайцев Николай Алексеевич;

3. Анесимов Василий Михайлович;

4. Молоков Иван Михайлович;

5. Журавлев Петр Иванович.

Когда собрались на совещание комиссии в Коткозеро, был составлен предварительный список. Охватил данный список кулаков и торговцев. В первую очередь начали с Коткозеро.

Комиссия рассмотрела хозяйства кулаков и торговцев и передала утвержденные документы волисполкому:

По окончании работы комиссии волисполком попросил взять попутно Сечкинские повестки, т. к. живем в одной деревне. После этого, когда я пришел в деревню, уже вся деревня знала, сколько предусмотрено налога и кому. Я, во-первых, зашел вручить повестки Сечкину Николаю и Сечкину Василию. Они назвали меня сволочью и обещали пустить в расход. После этого я пришел к Сечкину Семену Федоровичу вручить повестку и успел шагнуть с порога, oн навстречу выскочил как лесной зверь, страшно было смотреть. Я еще ничего не успел говорить, он уже меня называет сволочью, за то, «сколько накатил нам налогов». Я предъявляю повестку: «Вот вам повестка, сами посмотрите». Жена Сечкина посмотрела в повестку и говорит «40000 рублей», а Сечкин одновременно плюнул мне в рожу и одновременно из кармана схватил револьвер и хотел расстрелять, но жена Сечкина говорит: «Не стреляй в комнате». Он снова назвал меня сволочью и большевистской заразой: «Все одно далеко вы от нас не уйдете, не долговечные большевики». Я тогда вышел на улицу как выпивший.

Когда я пришел домой, как только с порога шагнул в избу, отец вскочил с места навстречу и говорит: «Пришел... Вот каких наделал делов, теперь вся деревня ругает тебя, не то что тебя, но и нас. А главное не будет прохода детям». Пока отец меня ругал, в это время зашли в избу Гвоздев Иван Андреевич и Быков Андрей Иванович. Они спросили, что за шум, а драки нет. Пока отец меня ругал, я все время послушал, молчал. Наконец я вышел из терпения, я спросил отца: «Скажите отец, я сын ваш или нет. Если сын ваш, разрешите дать ответ. Сечкин больше нам хлеба действительно не даст и спрашивать не будем и бес с ним... будем жить. А Сечкина песенка спета. Начинаются цветки, а ягодки впереди будут. Больше 10-ти лет загибали спину оба мы с тобой 18 часов в сутки, за гроши работали. Вот почему хлеба нету. У нас одновременно и царя нету. Куда же делся? В расход пустили, вот куда. И еще было временное правительство, тоже в расход пустили. Кто же теперь тогда, отец? Теперь рабоче-крестьянское правительство в лице товарища Ленина Владимира Ильича. А Сечкин хлеба то нам конечно не даст. Наоборот он спрятал хлеб и одновременно отправляет хлеб в Финляндию. А теперь нам нужно необходимо этим вопросом заниматься, искать спрятанный хлеб в ямах и кормить умирающих с голоду».

Гвоздев Иван Андреевич и Быков Андрей Иванович говорили, что это совершенно правильно, что мы вместе пойдем и будем работать, найдем хлеба, значит с голоду не помрем, и это хорошо. «Вот что я бы вас попросил. Давайте сегодня вызовем собрание фронтовиков и бедноты в 5 часов вечера к Муруеву Степану Федоровичу, т. к. здорово волнуются многие, почему большие налоги дали кулакам, поэтому нужно выяснить положение, в чем дело. Во-вторых, необходимо установить контроль над хлебом. Давайте, созывайте собрание».

1. Повесткой дня - результаты проводимой чрезвычайным налогом по сбору денежных средств с кулаков и торговцев.

2. Поставить контроль среди актива о прекращении вывоза хлеба в Финляндию и спасение голодающих.

(Докладывал Журавлев).

Я сделал по первому вопросу повестки дня информационный доклад, почему нужны были новому уездному исполкому чрезвычайные налоги. Собрание доклад одобрило и одновременно сделало замечание в том, что комиссия слабовато работала - особенно Сечкину С. можно было бы наложить налога 100000 рублей.

По второму вопросу я тоже выступил. Я говорил следующее: «Вы товарищи, прекрасно знаете состояние вашей личной жизни. Около 150 человек буквально голодают. По-вашему, что будем делать? А хлеб вывозят в Финляндию и мы остались портянки сушить, так что ли? Главное без хлеба! И рыбинского хлеба не ждите. Если нам нужно спасти сотни людей, то нужно принимать срочные меры».

Собрание постановило:

1. Поставить контроль в деревнях Сармяги и Вехкусельга. Ответственными рекомендуются в Сармяги - Гвоздев Иван Андреевич, Быков Андрей Иванович. Охранять дорогу в Гушкалу, в Вехкусельгу рекомендуются Захаров Михаил Петрович и Блохин Дмитрий Тимофеевич контролировать дорогу в Пускусельгу.

2. Собрание фронтовиков и бедноты потребовало всему активу оказывать помощь в наблюдении за выезжающими с хлебными возами и сообщать вышеуказанным товарищам и одновременно указывать, где лежит хлеб.

Результаты собрания бедноты показали в первый день. Во-первых, в Вехкусельге в лесу нашли в яме 25 пудов хлеба А хозяина не было, хлеб привезли в кооператив. В это время, ко мне прибежал Быков А. И., говорит: «Из деревни Кукшегоры ехало две подводы по направлению в Березовую Гору». Я тогда рекомендовал Быкову, что нужно обязательно уточнить. Быков выехал у Березовой Горы, вроде искать себе сено. Оказалось, эти же самые кукшегорские мужики нагрузили сани хлебом. Быков сообщил мне результаты. Вызвали из Вехкусельги Захарова и Блохина Мы тогда советовались: как задержать хлеб. Я предлагал разбить сани с хлебом, иначе мы не задержим, без оружия они не едут. А у нас имелись два дробовика Вот что, говорил, давайте забьем 3 или 4 кольев на дорогу, первая подвода обязательно задержится. Все согласились. Подбили колья под гору. А ночью они должны ехать, а подводы мы тоже подготовили. А сигналом будет выстрел. Как подготовили, так и получилось. Как выехала первая подвода, так крепление разбилось у саней, а второй воз заехал в сторону Так тут и накрыли обе подводы с хлебом. Когда привезли хлеб в кооператив, оказалось 60 пудов. Захаров и Блохин задержали две подводы - оказалось 50 пудов. Благодаря собранию мы уже сумели реквизировать хлеба 135 пудов.

Я тогда зашел в комитет. За столом сидели 5 человек: Воронов В. - он же председатель комитета, Васильев Ф. К. - секретарь комитета, Сечкин Д. В. - продавец, Сечкин С. Ф. - кулак, Гагарин М. - зажиточник. Когда я шагнул с порога в помещение комитета, у них было какое-то совещание. Они меня спрашивают: «Какое у вас дело имеется?». «У меня имеется вот что -нужно ведомости раздачи хлеба», говорю. Председатель встал и говорит: «Без вас сделают, а вас просим освободить помещение, видите у нас идет совещание». «А я тут, по-вашему, не могу быть на совещании, я же имею на это удостоверение». Тогда я им показываю документы. Секретарь посмотрел и говорит: «Мы таких документов не признаем. Совещание считаю закрытым, а комитет подает жалобу на вас». Я тогда говорю: «Здорово работаете, а ведомости к утру нужно сделать, в противном случае мы сами сделаем».

После этого, я вызываю к себе Гвоздева и Быкова и сообщаю состояние дел с хлебом. Правда, ведомости были переданы рано утром в кооператив. Сразу же мне сообщили. Когда пришли в кооператив, просили показать нам ведомости. Продавец поднял скандал. Не хотел показывать ведомости, но мы потребовала. Когда начали проверять ведомости, оказалось, что в ведомости было всё население окружающих деревень. Даже попали в списки Сечкины - кулаки.

Когда мы взяли для проверки ведомости, мы спрашивали: «Почему в ведомость накатили всех, вплоть до кулаков?». Председатель нам ответил: «Кушать-то все хотят». Я задал вопрос председателю: «Вы знаете откуда это хлеб поступил в магазин»? «Наверно Сечкин из Рыбинска привез». «Этот хлеб тот ли, по-вашему»? Вот что, товарищи, говорю, давайте соберем собрание бедноты к Муруеву Степану Федоровичу, ведомости нужно пересмотреть. Что касается продавца, председателя и секретаря комитета, то вам следует участвовать на собрании бедноты. Главное - как решит народ по данным ведомостям.

Собрание бедноты строго-настрого пересмотрело ведомости. Вместо 600 человек составили ведомости на 151 человека. Это было начало марта 1918 года. Также собрание решило поставить свой контроль во время раздачи хлеба.

Действительно, отец меня ругал первое время ни за что, а в данное время по семейному разговору, отец говорит: «Сечкин спрятал немало хлеба. Если не успел куда отправить...» Я спрашиваю: «Куда спрятал?». «Спрятал в кожевенном заводе, вот куда». «У меня имеется вопрос, а кто же помогал спрятать?» «Воронов Василий Иванович и Васильев Федор Кузьмич». «Они же работают в комитете, и помогали спрятать хлеб? Вот это здорово!»...

После этого разговора, я зашел в комитет и спрашиваю: «Что будем делать с хлебом-то, ведь нету в кооперативе?» Председатель отвечает: «Найдете, дело ваше». «Хорошо», отвечаю. «А ваша власть ваших руках, вы будете руки греть? Верно ли это? А завтра беднота к вам придут?» «Ну и пусть придут». «Хорошо». Я снова задал вопрос председателю, Воронову: «Мне интересно, встал вопрос, куда делись 25 мешков хлеба, которые лежали в кооперативе?» Председатель отвечает: «Пошли по назначению. Что еще вам нужно?» «Мне, конечно, ничего не нужно, кроме хлеба».

Наконец, надо было собирать собрание фронтовиков и бедноты. Поставить вопрос - как тормозят снабжение хлебом для бедноты, в особенности продавец - Сечкин Д. В. и комитет бедноты. Просто они же работают на руку кулаков. Я думаю, что нужно что-то предпринять. После моего выступления сделали решение - снять продавца Сечкина, а на его место поставить Журавлева Тимофея Антоновича. Одновременно собрание бедноты поставило вопрос - снять с работы председателя комитета Воронова и созвать общее собрание граждан и поставить на повестке выше указанные вопросы, докладывает Журавлев.

Собрание граждан и бедноты так и решило большинством.

На этих двух последних собраниях была настоящая борьба между беднотой и зажиточными крестьянами. А секретарем комитета все же оставили старого - Васильева Ф. К..

Когда мы начали работать вместе с секретарем, я тогда задал вопрос: «Как по-вашему, кто будет снабжать хлебом? Главное - не имеем хлеба!» Ответ получил такой: «Дело ваше. Найдете». «А ваше дело в том, что вы тоже можете найти хлеб». Васильев отвечает: «Где же я найду?». «Хорошо, вы вместе со мной пойдете искать хлеб». «Пойду». «Тоже хорошо».

Отец мой в январе 1918 года ругал ни за что Чрезвычайную Комиссию, а в марте начал сам помогать. Главное указал: где хлеб найдем Сечкина С. Ф. Если никуда не отправил хлеб из кожевенного завода. Целый день возил на двух подводах. А сынишка Иван, ему 5 лет было, он говорит: «Папа, я тоже видел. Сначала на вышку подняли хлеб, а потом в чаны положили». «Значит с хлебом будем - это хорошо..».

После этого я обращаюсь к секретарю Васильеву: «Что будем делать? Хлеба нет в кооперативе. Можем ли где найти?» Васильев говорит: «Я не знаю». После этих разговоров я вызываю в комитет Гвоздева, Быкова, Захарова и Блохина с винтовкой. Мы уже име¬ли две, я имел револьвер-браунинг.

И тогда я задаю товарищу Васильеву снова вопрос: «Значит вы не знаете где хлеб? И вы пойдете с нами?» «Пойду», «Хорошо, вызовите Сечкина в комитет». После этого предложили взять ключи от кожевенного завода. Сначала он поднял скандал, а потом бросил ключи. Васильев открыл кожзавод, чан в котором лежал замаскированный хлеб. Сначала верхний слой 15 сантиметров был мокрый - ивовая кора. Второй слой - сухая хвойная кора 15 сантиметров и под корой брезент. А под ним - мука, 50 мешков. Мы, всё что было взяли в кооператив. А вышку мы пока не трогали еще. Это остался как запас.

В апреле Быков и Гвоздев пришли ко мне и говорят, что Сечкин В. и Сечкин Н. почему-то в поле сами возят навоз. Что-то имеется у них подозрение: не туда ли вместе с навозом возят хлеб? Нужно обязательно проверить, по свежим следам. Оказалось, вместе с навозом, действительно везли в поле хлеб - маскировали возы навозом. Наконец поздно вечером привезли в кооператив. Оказалось 50 пудов и мы оказались с хлебом. После этого кулачество готово было в любое время пустить нас в расход, но благодаря бедняцкой организации ничего не могло сделать. После июньских восстаний кулаков в Олонце в 1918 году, кулачество приобрело много огнестрельного оружия, они привезли оружие по домам и кулаки начали посматривать на бедноту другим взглядом и готовы были пустить в расход.

Кулачество пустило разные слухи и разговоры против Советской власти, поскольку установили власть кулаков в Олонце временно. А сыновья кулаков начали угрожать бедноте, они говорили: «Мы теперь вам дадим хлеб». Товарищ М. (Иван Васильевич) прибыл в Олонец со своим отрядом из Петрозаводска и успел ликвидировать кулацкий мятеж. Снова восстанови¬ли Советскую власть. Кулаки немного затихли. Благодаря этому многие из активных бедняц¬кого слоя деревень остались живы Я начал работать на Сармяжской территории.

В августе 1918 года приехал в Сармяги из Кукома товарищ Зузун. Он приехал восстанавливать партийную организацию по Сармяжскому сельскому совету. Мы тогда собрали актив. Товарищ Зузун сделал информационную часть доклада желающих вступить в партию. Первые вступившие были:

1. Журавлев Петр Иванович;

2. Гвоздев Иван Андреевич;

3. Васильев Федор Кузьмич;

4. Захаров Михаил Петрович;

5. Блохин Дмитрий Тимофеевич;

6. Быков Андрей Иванович;

7. Сечкин Дмитрий Васильевич;

8. Баранов Петр Дмитриевич;

9. Воронов Степан Иванович;

10. Воронов Василий Иванович;

11. Печонкин Михаил Кузьмич;

12. Сорокин Михаил Николаевич.

Тогда в партию вступали без особого разбора, кто изъявил желание. Секретарем партийной организации избрали меня.
В партийную организацию попали недобрые люди, они начали тормозить партийную работу. Тогда общее собрание поставило вопрос исключить из рядов партии:

1. Сечкина Дмитрия Васильевича;

2. Воронова Василия Ивановича;

3. Воронова Степана Ивановича;

4. Сорокина Михаила Николаевича.

В первых числах октября 1918 года я решил идти добровольцем в Красную Армию. А в Ленинграде образовались два образцовых полка. 5 октября 1918 года приехали в Ленинград. Я попал во второй полк, 6 роту Партийная организация меня направила письмоносцем, снабдили газетами вообще - корреспонденцией, во второй батальон. Я работал письмоносцем до первого января 1919 года.

За три месяца 1918: октябрь, ноябрь, декабрь левые эсеры подняли недовольство среди красноармейцев несколько раз. Благодаря активу сразу же подавляли мятеж, а виновников арестовывали.

С первого января 1919 года полк целиком направил нас обоих письмоносцев - полкового и батальонного на культурно просветительские курсы. Прослушали курсы мы с первого января 1919 года по 20 апреля.

После окончания курсов меня освободили на побывку домой на 10 дней. Когда я пришел на Николаевский вокзал, я встретился с Вишневым Николаем Федоровичем - старым коммунистом 1903 года Мы вместе приехали домой 22 апреля ночью.Что же мы встретили по приезду домой?! В комитет бедноты снова были избраны: председателем - Воронов В., который работал и продолжал работать на руку кулакам. А беднота снова сидела без хлеба, даже со слезами ходили с разными жалобами.

 23 апреля провели собрание бедноты, вскрыли массу вопросов о хлебе и угрозах кулаков, клевету разную. 24 апреля собрали общее собрание граждан. Избрали две комиссии: одна - для проверки магазина, вторая комиссия - поиск спрятанного хлеба кулаков. Обе комиссии приступили к работе. Я был в комиссии по магазину: Мы успели взять несколько предметов. В это время прибыли 2 красноармейца - из них один командир. Говорят: «Знаете ли, что белофинны наступают сюда. Мы вырвались из их рук. Нас всех имеется 40 человек». В это время пришли все 40 человек в деревню и вместе с ними все граждане пришли сярмяжские - образовалось как праздник. Тут же собрались кулаки и жены кулаков. Они подумали белофинны пришли. Красноармейцы спрашивали, куда им лучше податься. Сечкин В. говорил - лучше всего можно ехать в Гушкалу, Сяндебу, Олонец. Я тогда выступил со следующей речью: «Граждане, можно ли считать правильными рекомендуемый путь в Гушкалу? Оттуда наступают белофинны, вот куда он нам рекомендует - на встречу им». А Сечкин Семен уже говорят, ехал с хлебом и сеном в деревню Гушкалу, граждане. Я прошу запрягать 15 лошадей, нужно ехать в Березовую Гору, Торосозеро, Улвану, Сельги - вот куда».

Когда отправили красноармейцев обе комиссии прекратили работу и поставили вопрос - срочно собираться на совещание партийной части актива. Стал вопрос - куда собраться. Виглиев Н. Ф. рекомендовал к себе на квартиру в Уткиной Горе, куда и собрались. На повестке дня стал вопрос, что делать - остаться здесь или уйти? Решили уйти. Во-первых, нет оружия и, во-вторых, продуктов. Стал ещё вопрос - кто может уйти и кто нет. 5 человек - отказались: «Никуда не пойдем». Так и разошлись по домам.

Солнышко как раз встало. Я стал чай пить. Половина стакана была налита в блюдце. Виглиев Николай Федорович очень круто открыл дверь в избу и говорит: «Если хочешь остаться живым, одевайся и уйдем скорей. Сечкины уже ищут нас с оружием в руках». Оказывается предательская группа с совещания передали Сечкиным, что мы уходим. Нам некогда было ждать своих товарищей, мы были вынуждены уйти. У меня семья осталась - 7 человек. Последняя буханка хлеба была и отрезал я кусок и успел сказать «Пока». И мы вдвоем убежали по насту прямо в Торосозеро. А Сечкинская шайка втроем бежали в Березовую Гору По дороге они ошиблись. Так мы избавились от Сечкинской угрозы.

Когда мы пришли в Торосозеро, оказалось - финская разведка уже была в Торосозеро. 5 минут тому назад они ушли по направлению в Олонец - 5 человек. Это было 5 апреля 1919 года. В Торосозеро мы встретились с товарищем Дерягиным. Он нам советовал идти через деревни Пякки, Чилмозеро, Печную Сельгу, иначе нам будет плохо. После этого разговора мы согласились идти по указанию товарища Дерягина. Конечно, я дорогу знал, но зимой дороги не было, нужно было идти по насту. Наст начал проваливаться и последние два километра уже шли полностью уставшие и мокрые - сухого места не было.

Когда мы попали в деревню Пякки, а в деревне один дом, мы зашли в дом и попросили - нельзя ли у вас отдохнуть и просушиться. Хозяин говорит - нельзя. «А молоко можете продать?» «Нельзя». Мы были вынуждены идти тогда, голодные и мокрые в деревню Чилмозеро - 8 километров. Когда мы пришли в деревню Чилмозеро, зашли мы тоже в одну квартиру. Старушка меня сразу узнала. Тогда она нас приютила. Мы оба разделись. Поставила она самовар, принесла молоко, масло, каравай хлеба. Мы, конечно, тут наелись как следует и сушились, отдохнули.

Мы следовали в деревню Печная Сельга - 12 километров. Туда мы пришли в 12 часов ночи и когда мы шли из Чилмозеро, все время было слышно: стреляли из орудий, пулеметов, ружей. Так было слышно, как рядом. В это время финны наступали на Мегрегу. Когда мы пришли в деревню - было, почему то, очень темно. Подошли к дому Туттурева.

Мы знали - население относится к нам враждебно. Николай Федорович говорит: «Давай так сделаем, вы молчите, ничего не говорите, а я буду говорить по-фински». Он знал хорошо финский язык - служил в Хельсинки на флоте. Пришли тоже мокрые, зашли к одному дому. И в нижнем этаже через окно видно - горит маленький огонек. Начали стучаться. Нам открыл хозяин дверь с лампой в руках и долго на нас смотрел, что-то думал. Все же пустил нас в избу и остановился снова на середине комнаты с лампой в руках и смотрел и молчал.

Мы тоже молчали. Наконец он спрашивает: «Вы откуда и куда идете?» Виглиев говорит: «Мы из Финляндии». «А куда вы идете?» «Мы должны попадать, есть такая деревня Мегрозеро. Мы должны наблюдать сколько проходит...» Старик, видим, сразу развеселился, поставил лампу на стол, взял шапки с голов, положил на вешалку и подходит до нас. Начал поглаживать волосы и говорит: «Золотые вы люди, поскольку пришли ко мне, скорей раздевайтесь, поставьте одежду сушиться». Сам помогает раздеваться, поставил на сушку что нужно было. «Наверно, вы голодные», а сам сразу же принес на стол целый горшок молока, свежего масла и хлеба и просит: «Кушайте дорогие гости», а сам старается самовар греть. Он же говорит: «Извиняюсь, нету жены дома, вчерашний день ночевало большевиков полная деревня, 40 подвод было разного товару, те продукты остатки забрали из Олонца и сами удирали, жену забрали с подводой, у чертей всего было, чай и сахар и гороху и хлеба», и продолжает: « А тот хлеб у чертей украл, кушайте, кушайте на здоровье». Виглиев еще больше растроил: « Вот что, старик, не беспокойся, с большевиками войну закончим в Олонце, Куттуев и Тухкин и другие, снова будут торговать с Финляндией, прибыло к троицкой пристани 5 суден с различными товарами».

После этого разговора старик выскочил на пол, давай плясать кругом избы да и вприсядку, и после этого начали чай пить с сахаром, принес на стол кусков около десятка как кулаков, а наши шапки валит внакладку, и снова принес хлеба и масла и говорит: «Кушайте дорогие гости, все это у чертей украл», кроме этого спрашивает: «Почему друг ваш ничего не говорит?». Виглиев отвечает, что он не умеет по нашему говорить, он живет в глубокой Финляндии, и старик подходит ко мне и лезет целоваться, гладит волосы и жалеет почему с ними я не могу говорить. Все же мы должны были скоро уходить и попадать в д. Ме